Леонид Ильич читает текст приветствия участникам Олимпиады 80.
- О.. О.. О.. О.. О..
Голос... "Леонид Ильич, это олимпийские кольца, текст дальше..."

Читает Бpежнев доклад на съезде паpтии:
- Социалистические госудаpства идут нагавно...
(задумывается)
- нагавно...
(хмуpится)
- нагавно...
(тут ему шепчут: пеpевеpните, мол, стpаницу)
(пеpевоpачивает стpаницу)
- нога в ногу со вpеменем...

Л.И. Брежнев выходит на трибуну, разворачивает бумажку, читает:
Чует - что-то не так, пробует по-новой:
Опять не то.
Тут Косыгин говорит Андропову:
- Да что там у него такое ?!
- Безнадега. Там римские цифры - 17 съезд.

Рассказывает Сергей Татаринов (Санкт-Петербург).
Грушинский фестиваль 1989 года. Последняя ночь перед отъездом. Последний костер.
Средь не очень шумного бала из палатки высовывается голова автора музыки Владимира Ильина. Смотреть без содрогания его лицо, деформированное и перекрашенное хроническим недосыпом, невозможно.
Он обводит присутствующих очумелым взглядом и восклицает:
- Сколько ж песен всего!?!?!

Борис Жуков рассказывает, как на одном из Грушинских фестивалей Ольга Уварова, администратор песенного театра "Перекресток", который все знают как "луферовский", уложила дочку спать в палатке, а сама ушла на концерт Олега Митяева.
Возвращается - из палатки в полный голос:
- А-а-а! У-у-у! Ы-ы-ы!
- Что такое?
- Ты ушла, а там Митяев пое-о-от!

На XXI-м Грушинском фестивале в 1994 году было особенно
трудно перемещаться по поляне после дождей. И родился такой
анекдот:
- Вась, какую женщину я видел!
- Какую?
- У нее такие ноги!
- Что, стройные?
- Чистые!

Рассказывает Валерий Мустафин (Казань), как приехал он
однажды в Москву, а один знакомый его спрашивает:
- У тебя есть где остановиться?
- В принципе, да, - отвечает Валерий. - Можно у M., а
можно и у N.
(Разумеется, вместо импортных букв были названы конкретные фамилии, в том числе N - довольно известного барда, недавно переехавшего из провинции в столицу, знатного собеседника).
- Конечно, можно и у N, - согласился знакомый, - но ведь
его слушать придется!

Рассказывает Борис Гордон.
- 1994 год, станция Свияжск. Казанским участникам чебоксарского фестиваля подан заказной автобус. Только они расселись - заглядывает в дверь незнакомая бабуля и, глядя в упор
на Виталия Харисова, спрашивает:
- Козловский?
Виталий, участвовавший в выступлениях и студийных записях
Андрея Козловского, понял вопрос совершенно однозначно и адекватно, как ему показалось, ответил:
- Нет, я только его аккомпаниатор.
Чем поверг старушку в немалое недоумение, ибо ей хотелось
узнать совсем другое - не этот ли автобус - на Козловку, тот,
что идет только раз в день.

Рассказал, кажется, Сергей Григорьев (член группы "Ку-ку"
московского куста "SCO", ныне Филя в телепередаче "Спокойной
ночи, малыши!" и кто-то из НТВшных "кукол")...
... что когда Евгений Кустовский, лидер "Ку-ку", а затем
создатель ансамбл& "Скай", еще учился в Московской государственной консерватории, его вдвоем с приятелем декан за какую-то провинность послал на хозработы. Смысл оных заключался в очистке от снега памятника великому русскому П.И.Чайковскому работы Веры Мухиной, поскольку сам Петр Ильич сидит, широко
расставив руки-ноги и в такой позе чистить снег не может. Завершить работу надлежало к восьми часам утра.
Что и было сделано. В назначенный час гений встречал идущих на занятия студентов и преподавателей, растягивая мехи
снежной гармошки.

Где-то в провинции ждали приезда Вадима Егорова. Желая
уточнить какие-то детали, позвонили ему домой, где застали
только его жену. В разговоре с ней выяснилось, что барду нужна
диета, что и было соблюдено.
И вот он приехал, его угощают, все хорошо, но чего-то не
хватает. Он и спрашивает:
- А почему в еде чего-то не хватает?
Провинциалы, люди простые, возьми да и скажи, мол, Ваша
супруга...
- Приеду домой - убью!

Еще о стеклотаре.
Клячкина вообще обижали все, кому не лень. Особенным садизмом, как это явствует из рассказа Валерия Бокова, отличался Юрий Кукин.
Когда однажды на время каких-то гала-мероприятий бардов
поселили в столичной гостинице "Украина", Кукин завалился в
номер к Клячкину и стал над ним издеваться в особо изощренной
форме. Выглядело это так: Кукин ходил по комнате взад-вперед,
разглядывая разные находящиеся в ней предметы. При этом он
молчал.
Клячкин тоже молчал, продолжая бриться. По мере развития
событий движения его (а он водил электробритвой по лицу) становились все более ожесточенными. Наконец, Кукин зафиксировал
свое внимание на граненом стакане. Более того, он взял этот
стакан в руки и принялся его всесторонне изучать.
- Тебе чего? - как мог спокойно спросил Клячкин.
- Да вот, у меня в номере точно такой же стакан...
- И что!?
- Пропал.
- А этот причем!?!?
- Да похож!

Рассказывает Юрий Рыков (Ленинград - Лисичанск - Москва).
- Декабрь 1978 года. В Чебоксарах тогда впервые проводился ставший затем популярным фестиваль-"вертушка", когда гала-концерты шли одновременно в трех залах, а в перерывах бригады на "рафиках" оперативно перебрасывались по кругу - и так три отделения.

Диалог, подслушанный в Московском центре авторской песни:
- Не знаешь, какой у Михалева домашний телефон?
- Кажется, белый.

Рассказывает Николай Адаменко (Харьков).
- Андрея Козловского спросили как-то раз, мол, чего ты
все мотаешься то в Польшу, то из Польши, то в Польшу, то из
Польши - уж выбрал бы что-нибудь одно!
- Понимаешь,- ответил Андрей,- и там хреново, и тут хреново... Ездить интересно!

Вообще использование телеграфного языка, игнорирующего
союзы, предлоги, знаки препинания и прочую пузатую мелочь, дает порой удивительные результаты.
Рассказывают, что где-то в провинции ждали приезда с концертами сразу нескольких столичных авторов, а кого точно - предполагалось уточнить. И вот один из них - вроде бы Александр Перов - дает телеграмму о приезде: такого-то числа "буду
Лоресом"!

Григорий Дикштейн рассказал, какую телеграмму он послал
своему другу Евгению Клячкину на сорокалетие. Текст был достаточно лаконичен:
"Поздравляю юбилеем и пусть бычок не падает"!

На этом рассказ можно было бы закончить, и он был бы похож на хороший фольклорный анекдот. Но поскольку среди читателей наверняка найдется немало тех, кто ценит юмор Сергеева, они наверняка захотели бы узнать, что было дальше. А дальше Леня вышел на сцену и сказал:
- То, что я цыган, я узнал сегодня. А так как по гороскопу я "овен", то вместо цыганского барона вам будет петь цыганский баран...
Идея была одобрена аудиторией, и катастрофа не состоялась.

Не менее захватывающий сюжет развертывался 7 марта 1996
года в Димитровграде Ульяновской области в НИИ атомных реакторов. Приглашение поступило двумя днями ранее и носило "пожарный" характер, почему - станет видно во вторых строках.
Встречают Леонида хозяева мероприятия в ульяновском аэропорту и везут к месту происшествия. При этом время от времени, взглядывая на него, как-то странно посмеиваются:
- Гы-гы! Гы-гы!
Долго так продолжаться не могло; Леня все же попросил
объяснить, в чем дело. И узнал, что вообще-то был заказан ансамбль цыган из Санкт-Петербурга, но что-то случилось, то ли с
Петербургом, то ли с цыганами, и они не смогли приехать. Тут
Сергеева и мобилизовали.
Перед самым выходом на сцену, когда публика уже заполнила
зал, он получил дополнительную информацию:

На концерте в одном из кисловодских санаториев он оказался в более сложной ситуации.
Был "мертвый сезон", и аудиторию составляли, в основном, старички и старушки.
Минут через двадцать после начала Леня получает записку:
"Молодой человек, когда же придут артисты и начнется концерт?"

Рассказывает Леонид Сергеев.
В этот раз ему относительно повезло.
Это было в конце 80-х на алюминиевом комбинате в г.Краснотурьинске Свердловской области.
Лист ватмана красными буквами сообщал о том, что "сегодня, 27 числа, в красном уголке состоится концерт гитариста Леонида Сергеева".
Когда же лист сняли и перевернули, обнаружилась надпись
черными буквами о том, что "похороны шофера такого-то состоятся 26 числа..."
Пронесло!

Рассказывает Николай Гусев (Москва).
Май 1995 года. Концерт Анатолия Киреева в Доме композиторов. Из зала приходит записка, которую Анатолий читает вслух:
- Играйте, пожалуйста, помедленнее: я не успеваю записывать аккорды.
Позднее Стас Колеников (Москва) сознался в том, что автором этой записки был он.

Рассказывает Валерий Мустафин (Казань).
Самое начало семидесятых. Концерт ансамбл&, костяком которого являются медики, в том числе молодой хирург, впоследствии - известный исполнитель Володя Муравьев. Руководитель группы - детский врач Ильдус Гирфанов.
Публика процентов на девяносто случайная. Бабульки какие-то, и вообще непонятно кто. А ребята одеты, по тем временам, вызывающе: черные свитера, черные очки... Аудитория встречает их неодобрительным гулом; кто-то отпускает ядовитые
реплики на нравственно-этические темы... По-хорошему, надо
уходить, не начиная концерта.
Тут Ильдус Гирфанов и говорит:
- Вот вы смеетесь, а не знаете, что мы почти ничего не
видим! Народ меняет тон восприятия на участливое внимание.
Ансамбль поет. Успех полный!
Кстати, случилось все это 1 апреля.

Аналогичными наблюдениями могли бы поделиться многие и
многие знатоки его текстов. Так, было замечено, что в одном из
детских приютов Одессы на стене туалета красовалась следующая
цитата: "Извини, старина, захотелось немного излиться..." И
это не единственное подобное место, где она была использована.
Вообще данному автору "везет" на вариации прочтения его в
народе. Некто, кажется магнитофонщик из Казани Валерий Мустафин, а может быть, Дмитрий Бикчентаев, рассказывал, что группа
товарищей, к которой принадлежит и сам Некто, давно уже называет "Песенку о голове" не иначе как "Песенка человека, мающегося животом и запертого в кабинке туалета Казанского вокзала". Тут все пошло в ход - и замок, и бумажная четвертушка, и
утробный вой... Ну, что ж, у кого что болит...

А вот в кругах московской "психоделической культуры"
(попросту говоря, идейной наркоты) очень любили другую строчку
того же автора: "...Ты видишь, КОЛЕСА совсем зарастают ТРАВОЙ".

Наблюдения Бориса Жукова.
В первой половине 1996 года российская интеллигенция напряженно ждала результата назначенных на 16 июня президентских
выборов, обсуждая, что с ней сделают вернувшиеся к власти коммунисты. В это время в КСПшных кругах стали очень популярны две строчки из песни Ланцберга "Кошачий вальс": "Пой до июня, а там махнем Вместе на Соловки!"

Вадим Егоров на концерте отвечает на записку: - "Как Вы
относитесь к творчеству Александра Суханова?" - О, это целая
история. В начале 70-х я выступал в одном институте. После
концерта ребята, которые его организовали, пригласили меня в
общежитие. Ну, мы там хорошо посидели, и они поставили мне
пленку Саши Суханова, который тогда только-только начинал приобретать известность. Я послушал несколько песен...ну, так,
да, что-то... но, в общем, определенного мнения у меня не сложилось. И тут из магнитофона прозвучало: "А сейчас я спою несколько песен моего любимого автора Вадима Егорова..."
С этой минуты я очень хорошо отношусь к творчеству Александра Суханова.

В 1984 году Вадим Егоров сотворил песню "Баллада о певчей
стае", увенчанную строками, вобравшими в себя все содержание:
"...летит наш певчий клин, которому названья нету,
и впереди вожак, которого зовут Булатом."
Это тот самый вожак, перу которого принадлежат слова:
"Дураки обожают собираться в стаю,
Впереди главный - во всей красе."
Фильм с этой песенкой появился годом раньше.

Примечание искусствоведа: удалось установить первоавтора,
по крайней мере, одной записки - по поводу песни "Сжимая топор
в волосатой руке". Им оказался студент-математик из МГУ, член
московского куста "Новослободский" Андрей Пхайко. Было это году в 1977-м на концерте Владимира Туриянского, который впоследствии и написал саму песню.

Рассказывают, как в жюри одного из Грушинских фестивалей
мнения некоторых его членов несколько разошлись. Одну позицию
Занял Юрий Визбор и совершенно другую - Сергей Никитин и Вадим
Егоров. К Никитину вдобавок присоединилась его жена Татьяна,
которая также была членом жюри. Мало того, на подмогу Егорову
пришла его жена, которая в списке судей вроде бы не состояла.
Последнее обстоятельство окончательно вывело из себя Виз-
бора, который заявил со всей решительностью:
- Слушайте, мужики, или вы уберете своих жен, или я в
следующий раз позову всех своих!

Рассказывает Борис Жуков.
- 1977 год, XX-й московский слет (с которого началась известность Долиной, Лореса, Ткачева, Кутузова и некоторых других авторов).
Один из участников слета собрался идти к сцене записывать
концерт. Но поскольку по доброй КСПшной традиции принял "на
дорожку" несколько больше, чем следовало, то до цели немного
не дошел: запутался в ограждении и проводах и рухнул прямо в
какую-то неприметную палатку, стоящую в кустах у самой сцены.
Подняв глаза, он обнаружил, что палатка набита аппаратурой, и,
боясь что-нибудь нарушить, спросил:
- М-мужики, г-где здесь в-выход?
Один из обитателей палатки глянул на него, на его магнитофон, после чего взял соединительный шнур от его магнитофона
и молча куда-то воткнул...
Никогда в те годы мне не приходилось слышать столь чистой
записи лесного концерта!